Анна Эш встала и нахмурилась.
— Мистер Дрезден, вы ведь не обвиняете Хелен в причастности к этому делу?
— Еще как обвиняю, — буркнул я. — Им известно о нашей прошлой встрече, а, Хелен? Вы им не рассказывали?
Теперь уже все в помещении смотрели в нашу сторону.
— Хелен? — прервала затянувшуюся паузу Эбби. — Что он имеет в виду?
— Скажите им, мистер Дрезден, — произнесла Хелен, и голос ее чуть заметно окрасился нотками сухого юмора. — Я и в мыслях не имела лишать вас наслаждения глядеть сверху вниз на кого-то, менее праведного, чем вы.
— О чем это она? — встрепенулась Присцилла и испепелила меня взглядом. Похоже, она окончательно определилась с тем, как относиться ко мне — вне зависимости от того, что я скажу.
Приятно сознавать, что в жизни все-таки есть что-то неоспоримое, ибо Беккит меня разочаровывала. Ее сподвижницы ничего не знали о ее прошлом. Открыв им его, я, возможно, уничтожил бы ту жизнь, которую она сумела построить для себя за годы, прошедшие с ее освобождения из тюрьмы — для большинства людей в ее положении это тяжелейшая травма. Она давно уже потеряла дочь, вскоре после этого — мужа, отсидела срок в тюрьме, и ее преступления до сих пор оставляли на ней темный след.
Я ожидал, что она попытается уйти от разговора, настаивать на своей невиновности или обвинять меня во лжи. Поскольку ни того, ни другого, ни третьего она не сделала, я предположил, что она ударится в панику и попытается бежать, или наглухо замкнется. В зависимости от того, как сильно я по ее мнению сломаю ей жизнь, я мог даже ожидать от нее попытки убить меня.
Вместо этого она стояла, как ни в чем не бывало, не выказывая ни малейшего страха, и на губах ее играла легкая улыбка — ни дать, ни взять новоявленная святая перед тем, кто вот-вот убьет ее.
Что-то тут не сходилось. Терпеть не могу, когда что-то не сходится. Но раз уж я ввязался в эту конфронтацию — тем более, здесь, на глазах у всего ордена — идти на попятную я не мог без риска лишиться репутации… а ведь ради этого и затевалась вся эта буча: подорвать репутацию Совета.
Я сдержал свою агрессивность и постарался держать себя вежливо даже сочувственно, но серьезно.
— Известно ли кому-нибудь из вас, что миссис Беккит — уголовница?
Присцилла округлила глаза под линзами очков. Она переводила взгляд с Хелен на Анну и обратно. Хелен все с той же легкой улыбкой смотрела в окно.
Первой заговорила Анна.
— Нет, — произнесла она, хмурясь. — Она не говорила нам этого.
Судя по реакции, Беккит вообще оглохла.
— Она входила в секту, возглавляемую чернокнижником, которого мне пришлось устранить несколько лет назад, — сказал я. Я говорил ровно, бесстрастно. — Она принимала участие в ритуалах, с помощью которых получался наркотик, от которого пострадало множество людей, а также в других ритуалах, имевших целью убийство соперников чернокнижника.
Последовало потрясенное молчание.
— Н-но… — пробормотала Эбби. — Но это же Первый Закон. Первый Закон.
— Хелен? Это правда?
— Не совсем, — произнесла Хелен. — Он не упомянул, что это были специфические ритуалы, сексуальные по природе, — она коснулась кончиком языка нижней губы. — Ну да все равно. Извращенные и чрезвычайно сексуальные по природе.
Присцилла потрясенно смотрела на Хелен.
— Боже мой, Хелен. Зачем?
В первый раз со времени моего прихода Беккит отвернулась от окна, и пустота в ее глазах сменилась неописуемо отрешенной, холодной яростью. Голос ее понизился до шепота, твердостью не уступавшего ледниковому льду.
— У меня имелся повод поступать так.
Я старался не заглядывать в эти ледяные глаза. Мне не хотелось видеть того, что скрывается за ними.
— За вами статья, миссис Беккит. В прошлом вы были соучастницей сверхъестественных убийств. Не исключено, что вы занялись этим снова.
Она пожала плечами; лицо ее снова утратило всякое выражение.
— А не исключено, что не занялась.
— Правда? — поинтересовался я.
Она снова повернулась к окну.
— Что смысла отвечать, Страж? Совершенно ясно, что вы уже осудили меня. Если я скажу, что я принимала в этом участие, вы решите, что я виновна. Если скажу, что не принимала, вы все равно сочтете меня виновной. Единственное, что мне осталось — это отрицать ваше драгоценное моральное право обвинять других, — она поднесла руку к губам, повернула воображаемый ключ и выбросила его в окно.
Воцарилась тишина. Анна встала и подошла к Беккит. Положив руку ей на плечо, она с усилием повернула ее лицом к себе.
— Не отвечай, — тихо произнесла Анна. — Пока это касается меня, в этом нет нужды.
— И меня, — заявила Присцилла.
— Конечно, ты к этому непричастна, — сказала Эбби.
Беккит огляделась по сторонам, задерживаясь взглядом на каждой по отдельности. Губы ее дрогнули, и глаза предательски заблестели. Она поморгала, сдерживая себя, но одна слезинка все-таки скатилась по ее щеке. Она коротко кивнула подругам и отвернулась к окну.
Чутье подсказывало мне, что виновная женщина вела бы себя по-другому — и что сыграть это так мастерски почти невозможно.
Беккит не имела к этому делу никакого отношения. Теперь у меня не осталось в этом никаких сомнений.
Черт меня подери.
Детективом положено добывать информацию. До сих пор я преимущественно упускал ее из рук, тогда как часы продолжали тикать.
Присцилла, недобро прищурившись, повернулась ко мне.
— Может, вы хотели бы обвинить нас в чем-нибудь еще? Поделиться с нами какими-то еще обличениями? — интенсивность ее взгляда, нацеленного на меня, приобрела опасные размеры.