— Эй, — вмешался я, шагнул к оставшемуся целым вурдалаку и пнул его ногой. — На каком языке вы говорите?
Выглядевшая почти как человек тварь опасливо покосилась на меня, потом на своего спутника. Он буркнул что-то очень быстрое, текучее. Его компаньон откликнулся сквозь зубы; эти звуки показались мне смутно знакомыми.
Секунды утекали сквозь пальцы, а двое детей оставались в лапах одной из этих тварей. Я обратил мысли внутрь, в тот уголок моего сознания, где проживала тень Ласкиэли. Ты поняла чего-нибудь?
Образ Ласкиэли отозвался практически немедленно.
Первый спросил у второго, понимает ли он, о чем мы говорим. Второй ответил, что нет, и что вы, скорее всего, решаете, кому из вас и как их убить.
Мне нужно поговорить с ними, сказал я. Можешь поработать переводчиком?
Мне вдруг почудилось, будто кто-то стоит вплотную ко мне — я почти физически ощущал, как стройная женская фигура прижимается к моей спине, охватив руками за пояс, ощущал мягкое дыхание и движение губ у себя над ухом. Это было странное ощущение, но не лишенное приятности. Я поймал себя на том, что мне это нравится, и твердо напомнил себе о том, чем могут закончиться шашни с демоном.
С твоего позволения, хозяин мой, тебе достаточно обращаться к ним по-английски, сказала Ласкиэль. Я переведу это из твоего сознания, и они услышат слова своего языка с твоих губ.
Мы можем обойтись без образа, объединяющего их языки и мои губы, заметил я.
Ласкиэль довольно усмехнулась у меня в сознании, и я продолжал еще улыбаться, когда повернулся обратно к вурдалаку.
— О’кей, жопа, — сказал я. — У меня пропало двое детей, и единственный шанс для вас выбраться отсюда живыми — это если я получу их обратно. Ты меня понял?
Оба вурдалака, вздрогнув, повернулись ко мне, и изумление ясно читалось даже на морде того, что окончательно утратил человеческие черты. Примерно так же смотрели на меня Майерс с Рамиресом.
— Да, — пробормотал раненый вурдалак, как мне слышалось, по-английски.
Темные, пышные брови Рамиреса, казалось, перекочуют на затылок.
Мне пришлось напомнить себе, что все это не так уж круто. Я пользовался опасным инструментом, который рано или поздно обернется против меня, каким бы крутым ни выглядел бы я сейчас в глазах других Стражей.
Дети, Гарри. Думай о детях.
— Зачем вы захватили этих детей? — спросил я у вурдалака.
— Должно быть, они подошли слишком близко к укрытию Муржека, — ответил тот, что почти походил на человека. — Мы не собирались брать пленных. Это просто набег. Мы здесь, чтобы атаковать и исчезнуть.
— Куда исчезнуть?
Вурдалаки замолчали и переглянулись.
Я отвел ногу назад и пнул того, что почти походил на человека, в лицо. Он испустил высокий, пронзительный звук — не от боли или злобы, но как скулит собака, пытаясь сдаться на милость более сильного противника.
— Куда? — повторил я.
— Наши жизни, — прошипел раненый вурдалак. — Обещай нам жизнь и свободу, о Великий. Дай нам обещание.
— От свободы вы отказались в мгновение, когда пролили нашу кровь, — прорычал я. — Но если мне удастся вернуть детей, вы останетесь живы. Даю слово.
Вурдалаки снова переглянулись, потом тот, что почти походил на человека, заговорил.
— В глубокие пещеры над вашим лагерем. Первая глубокая расселина, считая от солнца. В камнях рядом с ней вход в Царство Теней.
Я мысленно повернулся к своей переводчице. Он имеет в виду Небывальщину?
Ее регион, да, хозяин мой.
— Оставайтесь здесь, — сказал я вурдалакам. — Не шевелитесь. Не пытайтесь бежать. При первых признаках неповиновения или подвоха вы умрете.
— Да, о Великий, — хором отозвались оба, уткнувшись лицами в серую пыль. — Да, о Великий.
— Их утащили в шахту, — сказал я Рамиресу. — Мы идем туда, — я повернулся ко второму Стражу. — Майерс, они сдались. Не спускай с них глаз ни на секунду, и если они хоть дернутся, убей их. А так пусть лежат.
— Идет, — кивнул тот. — Может, я сюда кого из курсантов приведу? А я пойду с вами?
— Они курсанты, — сказал Рамирес тоном, не позволяющим пререканий. — Ты — Страж.
Майерс удивленно зажмурился, потом перевел дух и кивнул.
— Как скажешь. Берегите там себя, ладно?
— Идем, — сказал я Рамиресу, и мы, вынырнув из развалин кузницы, бросились бегом к нашей палатке. Рамирес забрал из нее свой серебряный меч и серый плащ, я — револьвер, жезл, посох и ветровку. А потом мы двинулись вверх по склону самым быстрым шагом, на который были способны.
Рамирес сложен как античный атлет, но короткие, спринтерские усилия даются ему лучше. Возможно, мои занятия бегом ему заменяла тяжелая атлетика. Уже на полпути ко входу в шахту он дышал как паровоз, а к моменту, когда я дошел до него, он отставал от меня на добрых полсотни ярдов. Мои легкие к этому времени тоже начали уже задыхаться, в боку кололо, а ноги, казалось, кто-то окунул в галлон спирта и поджег, но времени приходить в себя у нас не было.
Вурдалаки не собирались брать пленных. Конечно, этому могло хватить хитрости сохранить им жизнь, чтобы использовать в качестве заложников, но я что-то не встречал еще слишком уж сообразительных вурдалаков, и единственное качество, которое неизменно встречалось мне у всех известных мне до сих пор представителей этого вида нечисти, это неспособность держать свой аппетит в узде хоть мало-мальский промежуток времени.
Я торопливо упер посох в землю и напрягся, подкрепив собственную волю энергией Адского Огня — мистического источника энергии, доступ к которому открывало мне присутствие Ласкиэли. Я и так вымотался от неуклюжего огненного заклятия и всей этой беготни, так что мне не оставалось иного выбора, кроме как использовать эту чертову, пахнущую серой энергию и надеяться на лучшее.